Перечитывая «Ведьмака»

[kvadro1]

Для меня самые трогательные моменты:это сцена прощания Цири и Мистле и:
«-Я люблю тебя,Свиристелька моя.
-Я люблю тебя,Соколушка моя»(с)
Потом третья встреча Геральда и Цири,когда ведьмак поверил таки в Предназначение:(цитата в комменте)

Самая жуткая и безобразная сцена –смерть Мистле на глазах у Цири и то что устроил потом Бонарт. Цитаты не будет.

А самая философская пожалуй,когда ведьмак встретился со Смертью на Холме Магов:(цитата в комменте)

Концовка эпопеи оставиладвойственное впечатление,какую то тревожную неудовлетворённость,печаль.Может быть от гибели всей «ведьмачей» команды,а может от нарочито глупой смерти самого Геральда? Что то не то,что то грызёт.

И вообще,чудесное «воскрешение» Геральда и всё остальное напомнило смерть и «воскрешение» Мастера и Маргариты у Булгакова.

@темы: книги

Comments

[kvadro1]

«Он осекся, увидев маленькую, худенькую, пепельноволосую девочку, медленно
бредущую за мальчиками. Девочка взглянула на него, он увидел огромные глаза,
зеленые, как весенняя травка, блестящие, как две звездочки. Увидел, как
девочка вдруг срывается, как бежит, как... Услышал, как она кричит,
тоненько, пронзительно...
- Геральт!
Ведьмак отвернулся от коня мгновенным ловким движением. И побежал
навстречу. Йурга изумленно смотрел на него. Никогда он не думал, что человек
может двигаться так быстро.
Они встретились на середине двора. Пепельноволосая девочка в сером
платьице и белоголовый ведьмак с мечом на спине, весь в горящей серебром
черной коже. Ведьмак мягкими прыжками, девочка трусцой, ведьмак на коленях,
тонкие ручки девочки вокруг его шеи, пепельные, мышино-серые волосы на его
плечах. Златулина глухо вскрикнула. Йурга обнял ее, молча прижал к себе,
другой рукой обхватил и прижал мальчиков.
- Геральт! - повторяла девочка, прильнув к груди ведьмака. - Ты нашел
меня! Я знала! Я всегда знала! Я знала, что ты меня отыщешь!
- Цири!
Йурга не видел его лица, спрятавшегося в пепельных волосах. Он видел
только руки в черных перчатках, сжимающие плечи и руки девочки.
- Ты нашел меня! Ах, Геральт? Я все время ждала тебя! Я так ужасненько
долго... Мы будем вместе, правда? Теперь будем вместе, да? Скажи, ну скажи,
Геральт! Навсегда! Скажи!
- Навсегда, Цири!
- Так как говорили, Геральт! Как говорили... Я - твое Предназначение?
Ну скажи? Я - твое Предназначение?
Йурга увидел глаза ведьмака. И очень удивился. Он слышал тихий плач
Златулины, чувствовал, как дрожат ее руки. Глядел на ведьмака и ждал, весь
напряженный, его ответа. Он знал, что не поймет этого ответа, но ждал его.
Ждал. И дождался.
- Ты - нечто большее, Цири. Нечто большее.»(с)

«Она была босая, в простом льняном платьице. На длинных светлых волосах,
свободно спадающих на плечи и спину, лежал венок, сплетенный из маргариток.
- Привет, - сказал он.
Она подняла на него холодные глаза, но не ответила. Он отметил, что она
почти совсем не загорела. Это было странно сейчас, в конце лета, когда
деревенские девушки обычно загорали дочерна, ее лицо и открытые руки лишь
слегка золотились.
- Принесла цветы?
Она улыбнулась, опустив ресницы. Он почувствовал холод. Она прошла мимо,
не произнеся ни слова, опустилась на колени у основания менгира, коснулась
ладонью камня.
- Я не приношу цветов, - слегка подняла она голову. - А те, что лежат,
для меня.
Он глядел на нее. Она стояла на коленях так, что заслоняла от глаз
последнее имя, высеченное на камне. Она была светлой, неестественно светлой,
какой-то даже светящейся на темном фоне менгира.
- Кто ты? - медленно спросил он.
Она улыбнулась, и снова повеяло холодом.
- Не знаешь?
"Знаю, - подумал он, глядя в холодную голубизну ее глаз. - Да, кажется,
знаю".
Он был спокоен. Иначе он не умел. Уже не умел.
- Меня всегда интересовало, как ты выглядишь, госпожа.
- Не надо меня так величать, - тихо ответила она. - Ведь мы знакомы много
лет.
- Верно, - подтвердил он. - Говорят, ты все время идешь следом. Не
отступая ни на шаг.
- Иду. Но ты никогда не оглядывался. До сих пор. Сегодня оглянулся
впервые.
Он молчал. Ему нечего было сказать. Он устал.
- Как... как это произойдет? - спросил он наконец, холодно и без эмоций.
- Я возьму тебя за руку, - сказала она, глядя ему в глаза. - Возьму за
руку и поведу через луг. В туман, холодный и мокрый.
- А дальше? Что там дальше, за туманом?
- Ничего, - усмехнулась она. - Дальше ничего. Ничего...
- Ты шла следом за мной, - сказал он. - А догнала других, тех, с которыми
я встречался на пути. Почему? Важно было, чтобы я остался один, верно? Чтобы
наконец испытал страх. Признаюсь тебе. Я всегда тебя боялся, всегда. Не
оглядывался из-за страха. Из-за боязни увидеть тебя идущей следом. Боялся
всегда, всю жизнь, вся моя жизнь прошла в страхе. Я боялся до... сего дня.
- До этого дня?
- Да. До этого. Вот мы стоим лицом к лицу, а я не чувствую страха. Ты
отняла у меня все. Даже страх.
- Почему же тогда твои глаза полны ужаса, Геральт из Ривии? Твои руки
дрожат, ты бледен. Почему? Неужто так сильно боишься увидеть последнее,
четырнадцатое имя, выбитое на обелиске? Хочешь, я скажу тебе, как оно
звучит?
- Не надо. Я знаю его. Круг замыкается, змея погружает зубы в собственный
хвост. Так должно быть. Ты и это имя. И цветы. Для нее и для тебя.
Четырнадцатое имя, выбитое в камне, имя, которое я произносил среди ночи и
при свете солнца, в холод, жару и дождь. Нет, я не боюсь произнести его
сейчас.
- Ну так произнеси.
- Йеннифэр... Йеннифэр из Венгерберга.
- А цветы для меня.
- Давай кончать, - с трудом проговорил он, - Возьми меня за руку.
Она встала, подошла, он почувствовал исходящий от нее холод, резкий,
пронизывающий холод.
- Не сегодня, - проговорила она. - Когда-нибудь - да. Но не сегодня.
- Ты взяла у меня все...
- Нет, - прервала она. - Я ничего не забираю. Я только беру за руку.
Чтобы никто не был в такую минуту одинок. Один в тумане... До свидания,
Геральт из Ривии. До встречи. Когда-нибудь.
Он не ответил. Она медленно повернулась и ушла. Во мглу, которая
неожиданно затянула вершину Холма, во мглу, в которой исчезло все, в белую,
мокрую мглу, в которой растворились обелиск, лежащие у его основания цветы и
четырнадцать высеченных на нем имен. Не было ничего - только мгла и мокрая,
блестящая от росы трава под ногами, трава, которая пахла дурманяще, тяжело,
сладко, до боли в висках, до забытья, усталости...»(с)

[kvadro1]

"Она была босая, в простом льняном платьице. На длинных светлых волосах, свободно спадающих на плечи и спину, лежал венок, сплетенный из маргариток.

- Привет, - сказал он.

Она подняла на него холодные глаза, но не ответила. Он отметил, что она почти совсем не загорела. Это было странно сейчас, в конце лета, когда деревенские девушки обычно загорали дочерна, ее лицо и открытые руки лишь слегка золотились.

- Принесла цветы?

Она улыбнулась, опустив ресницы. Он почувствовал холод. Она прошла мимо, не произнеся ни слова, опустилась на колени у основания менгира, коснулась ладонью камня.

- Я не приношу цветов, - слегка подняла она голову. - А те, что лежат, для меня.

Он глядел на нее. Она стояла на коленях так, что заслоняла от глаз последнее имя, высеченное на камне. Она была светлой, неестественно светлой, какой-то даже светящейся на темном фоне менгира.

- Кто ты? - медленно спросил он.

Она улыбнулась, и снова повеяло холодом.

- Не знаешь?

"Знаю, - подумал он, глядя в холодную голубизну ее глаз. - Да, кажется, знаю".

Он был спокоен. Иначе он не умел. Уже не умел.

- Меня всегда интересовало, как ты выглядишь, госпожа.

- Не надо меня так величать, - тихо ответила она. - Ведь мы знакомы много лет.

- Верно, - подтвердил он. - Говорят, ты все время идешь следом. Не отступая ни на шаг.

- Иду. Но ты никогда не оглядывался. До сих пор. Сегодня оглянулся впервые.

Он молчал. Ему нечего было сказать. Он устал.

- Как... как это произойдет? - спросил он наконец, холодно и без эмоций.

- Я возьму тебя за руку, - сказала она, глядя ему в глаза. - Возьму за руку и поведу через луг. В туман, холодный и мокрый.

- А дальше? Что там дальше, за туманом?

- Ничего, - усмехнулась она. - Дальше ничего. Ничего...

- Ты шла следом за мной, - сказал он. - А догнала других, тех, с которыми я встречался на пути. Почему? Важно было, чтобы я остался один, верно? Чтобы наконец испытал страх. Признаюсь тебе. Я всегда тебя боялся, всегда. Не оглядывался из-за страха. Из-за боязни увидеть тебя идущей следом. Боялся всегда, всю жизнь, вся моя жизнь прошла в страхе. Я боялся до... сего дня.

- До этого дня?

- Да. До этого. Вот мы стоим лицом к лицу, а я не чувствую страха. Ты отняла у меня все. Даже страх.

- Почему же тогда твои глаза полны ужаса, Геральт из Ривии? Твои руки дрожат, ты бледен. Почему? Неужто так сильно боишься увидеть последнее, четырнадцатое имя, выбитое на обелиске? Хочешь, я скажу тебе, как оно звучит?

- Не надо. Я знаю его. Круг замыкается, змея погружает зубы в собственный хвост. Так должно быть. Ты и это имя. И цветы. Для нее и для тебя. Четырнадцатое имя, выбитое в камне, имя, которое я произносил среди ночи и при свете солнца, в холод, жару и дождь. Нет, я не боюсь произнести его сейчас.

- Ну так произнеси.

- Йеннифэр... Йеннифэр из Венгерберга.

- А цветы для меня.

- Давай кончать, - с трудом проговорил он, - Возьми меня за руку.

Она встала, подошла, он почувствовал исходящий от нее холод, резкий, пронизывающий холод.

- Не сегодня, - проговорила она. - Когда-нибудь - да. Но не сегодня.

- Ты взяла у меня все...

- Нет, - прервала она. - Я ничего не забираю. Я только беру за руку.

Чтобы никто не был в такую минуту одинок. Один в тумане... До свидания, Геральт из Ривии. До встречи. Когда-нибудь.

Он не ответил. Она медленно повернулась и ушла. Во мглу, которая неожиданно затянула вершину Холма, во мглу, в которой исчезло все, в белую, мокрую мглу, в которой растворились обелиск, лежащие у его основания цветы и четырнадцать высеченных на нем имен. Не было ничего - только мгла и мокрая, блестящая от росы трава под ногами, трава, которая пахла дурманяще, тяжело, сладко, до боли в висках, до забытья, усталости... "(с)